Убей,да не убитым будешь.
очередной передоз:
- Читал ваш некролог обо мне.
- И как?
- Плакал.
- Знала, что вам не понравится.
Воскресать? Забавное у Вас, однако, хобби, Мистер Бонд.
У Вас всего семь жизней, мистер Бонд. Это прописано в Вашем статусе, в кодировке Вашего имени, и кажется вполне логичным то, что Вы, вероятно очень скоро умрете. Хобби на то и хобби всего лишь, чтобы рано или поздно терять свою актуальность.
Парализующе яркий свет скребется сквозь слипшиеся веки, резкий вдох прошивает болью грудину, катетер прошивает сгиб локтя, за ним - словно нитью, медленно и прохладно тянется обезболивающее. Глаз Бонд не открывает, между веком и глазным яблоком ползут, несистематически сменяясь - воспоминания, видимо? Он даже ничего не взорвал в этот раз. Ну, не то, что бы совсем ничего, так, по мелочи. Он сам только-только умудрился не сдохнуть. Хотя, потрошащая уплывающее сознание боль настойчиво и безжалостно-нежно убеждает пожалеть об этом. Судьба издевательски ржет над ним, не привыкать правда, но ее смех оседает тяжелой муторной слабостью во всем теле.
Где же Ваша неуязвимость, 007?
Супер-шпион, сверхчеловек, совсем немного не дотянувший до уровня бессмертия кошки.
Вторая попытка открыть глаза оказывается лишь немногим удачнее первой. Веки раскрываются седьмыми вратами ада. Ад тут же ослепляет помпезностью боли и стерильной белизной окружающего мира, ковыряясь тонкими лучами ламп дневного света в больных глазах. Ах, если бы только Джеймс Бонд верил в Ад! Но нет, статус не позволяет. По статусу положено выполнять приказы, а значит – выживать. Мертвый агент – провалившийся агент. Ну, если не удается выжить, то хотя бы воскреснуть – это обязательно, через месяц или два, но это не обсуждается даже. И Бонд хорош в этом, и не просто хорош, а виртуозно искусен, божественно прекрасен, настолько же, насколько очаровательно самоуверен. И он, конечно же, воскреснет.
А пока М наверняка напишет какой-нибудь бездарный и отвратительно-пафосный некролог и Бонд, читая его, задней мыслью, опечалится тем, что не умер в действительности, лишь бы не видеть этого эпистолярного позора всего Мi-6. Но это будет позже, потом, когда перестанет так болеть в груди при каждом вымученном вдохе.
Пуля – самый милосердный способ разбить сердце, не так ли, 007?
Хотя, постойте, какое сердце, у Бонда его нет! Статус, опять-таки не позволяет, даже не предусматривает его наличия. Это что-то слишком обязывающе-понтовое и при этом совершенно бесполезное, как, например, i-phone. Агент с двумя нулями не может позволить себе такую ненужную, слишком человеческую роскошь. Два нуля заменяют ему сердце.
Только почему тогда так омерзительно больно именно в груди, именно слева.? Все просто, как дважды два. И так же до глупого неоспоримо – пулевое ранение в сердце. Куда, простите? Даже смешно. Но с дырой в груди не поспоришь. И двусмысленность этой фразы отражает всю мерзостность ситуации.
Смерть смотрит на Бонда ярко-голубыми, как арктический лед, глазами. В радужках застывают, кристаллизуясь, боль, ярость и досада. А потом, до вышитого ослабевшим действием морфина разума доходит, что это всего лишь зеркало. Смерть смотрит на Бонда его собственными глазами. Впрочем, это уже неважные детали. Если нужно Бонд выстрелит и в зеркало. Если, конечно, разбитое стекло будет его дверью в Воскрешение.
Вы доживаете свою последнюю жизнь, агент 007. Преданность эксклюзивному оружию, вот она – в нестандартной обойме семь патронов – один – на каждую Вашу смерть. Вы отстреляли свою последнюю жизнь и гильза от нее застревает рваным вдохом в горле. И что-то как-бы намекает Вам, что пора бы уже заворачиваться в британский флаг и отползать в сторону кладбища, отмахиваясь от формальных соболезнований ужасным некрологом от М. Но Вы еще не сдались и не сдадитесь, по всей вероятности никогда, выбивая точными выстрелами из рушащегося неба звезды, заряжая ими пистолет. И сколько еще таких магазинов «по семь» запрятано козырными тузами в рукаве Вашего баснословно дорогого смокинга?
Вы доживаете свою последнюю жизнь, мистер Бонд. Опять. И Вы будете выживать и воскресать, раз за разом усмехаясь в лицо врагам, оправляя, элегантным движением, костюм от только Вам доступного модельера с именем Бессмертие; и скидывая в ящик стола бесчисленные, но все такие же бесталанные некрологи, авторства М. Когда-нибудь ей надоест их писать и она поручит это кому-то другому, например Манипенни. С ее нежной, недо-эротической привязанностью к Вам, у нее получится намного вдохновеннее.
Но это будет когда-нибудь потом.
Семь тысячных шанса на то, чтобы выжить. Как всегда – ничтожно, до смешного мало. Как всегда достаточно.
- Читал ваш некролог обо мне.
- И как?
- Плакал.
- Знала, что вам не понравится.
Воскресать? Забавное у Вас, однако, хобби, Мистер Бонд.
У Вас всего семь жизней, мистер Бонд. Это прописано в Вашем статусе, в кодировке Вашего имени, и кажется вполне логичным то, что Вы, вероятно очень скоро умрете. Хобби на то и хобби всего лишь, чтобы рано или поздно терять свою актуальность.
Парализующе яркий свет скребется сквозь слипшиеся веки, резкий вдох прошивает болью грудину, катетер прошивает сгиб локтя, за ним - словно нитью, медленно и прохладно тянется обезболивающее. Глаз Бонд не открывает, между веком и глазным яблоком ползут, несистематически сменяясь - воспоминания, видимо? Он даже ничего не взорвал в этот раз. Ну, не то, что бы совсем ничего, так, по мелочи. Он сам только-только умудрился не сдохнуть. Хотя, потрошащая уплывающее сознание боль настойчиво и безжалостно-нежно убеждает пожалеть об этом. Судьба издевательски ржет над ним, не привыкать правда, но ее смех оседает тяжелой муторной слабостью во всем теле.
Где же Ваша неуязвимость, 007?
Супер-шпион, сверхчеловек, совсем немного не дотянувший до уровня бессмертия кошки.
Вторая попытка открыть глаза оказывается лишь немногим удачнее первой. Веки раскрываются седьмыми вратами ада. Ад тут же ослепляет помпезностью боли и стерильной белизной окружающего мира, ковыряясь тонкими лучами ламп дневного света в больных глазах. Ах, если бы только Джеймс Бонд верил в Ад! Но нет, статус не позволяет. По статусу положено выполнять приказы, а значит – выживать. Мертвый агент – провалившийся агент. Ну, если не удается выжить, то хотя бы воскреснуть – это обязательно, через месяц или два, но это не обсуждается даже. И Бонд хорош в этом, и не просто хорош, а виртуозно искусен, божественно прекрасен, настолько же, насколько очаровательно самоуверен. И он, конечно же, воскреснет.
А пока М наверняка напишет какой-нибудь бездарный и отвратительно-пафосный некролог и Бонд, читая его, задней мыслью, опечалится тем, что не умер в действительности, лишь бы не видеть этого эпистолярного позора всего Мi-6. Но это будет позже, потом, когда перестанет так болеть в груди при каждом вымученном вдохе.
Пуля – самый милосердный способ разбить сердце, не так ли, 007?
Хотя, постойте, какое сердце, у Бонда его нет! Статус, опять-таки не позволяет, даже не предусматривает его наличия. Это что-то слишком обязывающе-понтовое и при этом совершенно бесполезное, как, например, i-phone. Агент с двумя нулями не может позволить себе такую ненужную, слишком человеческую роскошь. Два нуля заменяют ему сердце.
Только почему тогда так омерзительно больно именно в груди, именно слева.? Все просто, как дважды два. И так же до глупого неоспоримо – пулевое ранение в сердце. Куда, простите? Даже смешно. Но с дырой в груди не поспоришь. И двусмысленность этой фразы отражает всю мерзостность ситуации.
Смерть смотрит на Бонда ярко-голубыми, как арктический лед, глазами. В радужках застывают, кристаллизуясь, боль, ярость и досада. А потом, до вышитого ослабевшим действием морфина разума доходит, что это всего лишь зеркало. Смерть смотрит на Бонда его собственными глазами. Впрочем, это уже неважные детали. Если нужно Бонд выстрелит и в зеркало. Если, конечно, разбитое стекло будет его дверью в Воскрешение.
Вы доживаете свою последнюю жизнь, агент 007. Преданность эксклюзивному оружию, вот она – в нестандартной обойме семь патронов – один – на каждую Вашу смерть. Вы отстреляли свою последнюю жизнь и гильза от нее застревает рваным вдохом в горле. И что-то как-бы намекает Вам, что пора бы уже заворачиваться в британский флаг и отползать в сторону кладбища, отмахиваясь от формальных соболезнований ужасным некрологом от М. Но Вы еще не сдались и не сдадитесь, по всей вероятности никогда, выбивая точными выстрелами из рушащегося неба звезды, заряжая ими пистолет. И сколько еще таких магазинов «по семь» запрятано козырными тузами в рукаве Вашего баснословно дорогого смокинга?
Вы доживаете свою последнюю жизнь, мистер Бонд. Опять. И Вы будете выживать и воскресать, раз за разом усмехаясь в лицо врагам, оправляя, элегантным движением, костюм от только Вам доступного модельера с именем Бессмертие; и скидывая в ящик стола бесчисленные, но все такие же бесталанные некрологи, авторства М. Когда-нибудь ей надоест их писать и она поручит это кому-то другому, например Манипенни. С ее нежной, недо-эротической привязанностью к Вам, у нее получится намного вдохновеннее.
Но это будет когда-нибудь потом.
Семь тысячных шанса на то, чтобы выжить. Как всегда – ничтожно, до смешного мало. Как всегда достаточно.