Убей,да не убитым будешь.
А началось все с того, что я не знала, какое печенье замутить на этот раз.
Т. - Весь вечер на размышления.
Я - Да, я знаю. Лучше бы у меня вообще не было времени на размышления, а то я не о том думаю)
Т - Ну так вставай и иди готовь, не думая.)
Я - Может,дашь мне какое-нибудь интересное задание?)
Т - Связанное с готовкой?
Я - Нееет, с мыслительным процессом)
Т - Напиши рассказ ужасов на 4-5 страниц 14-м таймсом.
Действие происходит в крупном городе.
Сюжет - герой, любящий собирать всякие старинные ненужные вещи, которые люди выкидывают
однажды притащил с помойки электрическую швейную машинку, производства 80-х, практически новую, в футляре (с комплектом запасных игл и даже инструкцией).
Челлендж аксептед!
Вот, что в итоге получилось.
Кровью шитое.
Позвольте рассказать вам историю, которая случилась с одним моим другом.
Верить в нее или нет — ваше дело.
Я знаю эту историю из первых рук, она развивалась и разворачивалась на моих глазах. И я была свидетелем тех страшных последствий, которые повлекло за собой невинное, казалось бы, увлечение.
Друг мой был славным парнем, тихим, ответственным, надежным. Умница не мужик!
Ну, не без придурей, конечно, но и придури эти были какими-то тихими и добрыми. И постоянными. А значит, изученными и безопасными.
Так мне казалось.
Было у него такое пристрастие, даже не казавшееся никому особо странным: очень он любил притащить домой какой-нибудь древний, никому не нужный, но обязательно, совершенно необходимый и очаровательный хлам. Это могли быть битые виниловые пластинки с записями исполнителей, которых никто никогда не слышал. Или совдеповские часы с безголовой кукушкой и отвалившимися стрелками. Однажды он приволок домой мраморную каминную полку, хотя камина в его хрущевке не было и в помине. А полка выглядела так, словно ее не с камина сняли, а из склепа выломали.
Из-за этого увлечения у него всегда были проблемы с девушками, им этот хлам в какой-то момент вполне естественно надоедал, а Игорь ни под каким предлогом не хотел с ним расставаться.
Девушки уходили, обзывая разными нехорошими словами, на их место приходили новые, одна за другой — заканчивалось все всегда одинаково, но друг все равно притаскивал что-то до ужаса раритетное с завидной регулярностью.
Мы относились к этому спокойно, даже иногда помогали ему, если он находил что-то крупногабаритное.
Так было и в тот раз.
читать дальшеИгорь позвонил Сашке, общему другу, третьему в нашей компании, сказал, что нашел на какой-то свалке старую швейную машинку, антиквариат, наборное дерево, немецкое производство и вообще мечта! Попросил помочь доволочь до дома.
Сашка, добрая душа, привыкший к подобным просьбам и владеющий вместительной машиной, конечно согласился.
Сразу после Игорь позвонил мне и тоже попросил приехать, как он выразился «для контроля и украсительства нашего угрюмого мужского общества».
У меня тогда был выходной, ну я и поехала. Да и разве можно отказать другу?
Машинка действительно оказалась дивным дивом, и можно было бы неплохо заработать, продав ее в антикварный салон или какому-нибудь сумасшедшему коллекционеру. Но Игорь вцепился в нее руками, ногами и зубами, и было понятно, что о продаже лучше даже не заговаривать.
Одно было странно: инструкция, невесть каким образом оказавшаяся во внутреннем ящичке вместе с набором игл, ниток, шпулек и прочей швейной дребедени, была на немецком языке, отпечатанная на рассыпающейся от старости бумаге, а на наш запрос по поводу фирмы-изготовителя великий Интернет ответил полнейшим ничем. Ни одного результата, глушь, ноль.
Тогда мы только порадовались, мол, такой раритет нашли, что даже Гугл не в курсе!
Радовались мы зря.
Весь вечер счастливый, но странно притихший Игорь едва ли не обнимался со своей новой находкой, мы с Сашкой поподшучивали над ним, посмеялись, да к полуночи разъехались по домам.
А наутро Игорь позвонил мне, нервный, с севшим голосом и сказал, что ему приснился кошмар.
Кошмары ему снились крайне редко и никогда не пугали его по-настоящему.
Он проснулся среди ночи, в расцвет августовской чернильной темноты, от странного звука, который он никак не мог определить. Он чем-то напоминал стук колес поезда, но одиночный, мягче и медленнее. Он мог бы быть успокаивающим и Игорь наверняка заснул бы снова, если бы не осознал, с нарастающим суеверным ужасом, что источник звука находится в его квартире, в соседней комнате. Там, где он поставил швейную машинку.
Сразу стало ясно, что это за звук: стук педали, глухой шорох прокручиваемого колеса и стрекот иглы, прошивающей зажатую резной лапкой ткань.
Игорь поднялся с кровати, промахнувшись ногами мимо тапок, и на ощупь двинулся в соседнюю комнату. Толкнул дверь, мазнул ладонью по выключателю.
Свет мигнул, ослепив на секунду, и погас. Через какое-то время, привыкшие к темноте глаза, выцепили на фоне подсвеченного тусклыми уличными фонарями окна скрюченную фигуру, согнувшуюся над швейной машинкой.
Игоря затошнило.
Он хотел было возмутиться, схватиться за телефон, швырнуть чем-нибудь в незваного гостя, неизвестно как проникшего в его квартиру, но голос вдруг пропал, руки обвисли вдоль тела, безвольные и тяжелые.
- Тебе чего, сынок? - послышался глухой старушечий голос, загорелась скупая лампочка под темным брюхом машинки. Фигура зашевелилась, поворачивая к Игорю седую маленькую голову. Теперь он ее видел: белесые, выцветшие глаза, запавшие в тенях на морщинистом, жестком лице, пергаментно-сухая, желтоватая кожа, казалось, дотронься — и зашуршит, как смятый бумажный пакет, иссохшиеся, бескровные губы, тонкие, словно и нет их, просто кривая прорезь вместо рта.
– Кто вы? - запинаясь, выталкивая из слипшегося горла слова, спросил Игорь.
– Я-то? Я Марта, - ответила с усмешкой старуха.
– Но что вы здесь делаете?
– Как что, шью. Разве не видишь? - ее рот растянулся в жуткой улыбке, обнажив неправдоподобно белые и крупные зубы.
Снова зашуршало колесо, заскакала ледяным прозрачным розблеском игла, щелкнула резная лапка. Игорь перетащил медленный взгляд на станину: игла прошивала пустоту.
– Ага, вижу, - бесшовным голосом отозвался Игорь, развернулся марионеточно и поплелся обратно в спальню.
Сел на кровать, прилипая взглядом к дверной ручке. Ущипнул себя за руку, моргнул, тряхнул головой, снова моргнул, потер глаза. Стук швейной машинки затихал, словно отдаляясь, затихал, гас, исчезал в густой мазутной темноте августовской ночи.
А наутро он позвонил мне и сказал, что ему приснился кошмар.
Я приехала к нему под вечер.
Человек, открывший мне дверь, лишь смутно напоминал моего друга, знакомого мне с самого детства. Серое, с какой-то даже прозеленью, лицо, лихорадочно блестящие глаза, тени под ними, как у енота.
Ссутулившийся, будто сжавшийся, Игорь казался постаревшим лет на десять и пугал до оторопи.
Трясущимися руками, треская посуду, кое-как налил мне кофе и рухнул на кухонный табурет, словно ему колени перебили.
И заговорил. Говорил он долго, путаясь в словах, спотыкаясь на них, закуривал одну сигарету за другой. А я слушала и не узнавала даже его голос.
Он рассказал мне свой сон, как он напугал его, как он теперь боится подходить к этой чертовой швейной машинке, что хочет скорее избавиться от нее, и не надо продавать, просто выбросить, лишь бы побыстрее.
Я пыталась успокоить его, мол, ну всем кошмары снятся иногда, это неприятно, но совершенно нормально. Накапала ему в чашку валерьянки, посоветовала купить что-нибудь успокоительное и поменьше смотреть фильмы ужасов.
Через какое-то время он вроде расслабился, разжался, отпустил скрученные судорогой мышцы, повеселел даже. Но от идеи избавиться от вчерашней находки все же не отказался.
Я пообещала ему, что мы с Сашкой приедем завтра же и торжественно ее выкинем и уехала домой с ворочающимся под левым легким предчувствием чего-то дурного.
Он налил полстакана коньяка, выпил в два глотка, обжегши горло и не почувствовав вкуса.
Лампочка в ванной светила слишком ярко, рикошетила от кафеля в глаза, и ему казалось, что он стоит в прозекторской.
Игорь снял футболку, неловко вывернув плечо, и посмотрел в зеркало.
По коже, начиная от ключиц, вниз шли ровные тонкие линии, прямые и дуги, словно кто-то ручкой прочертил, а по бокам от этих линий — ряды частых, синевато-красных точек, какие остаются после уколов.
Он уже видел такое — его бабушка увлекалась шитьем. Он уже такое видел - схема выкройки.
Он снова проснулся среди ночи от того же звука. Помотал головой по подушке, попытался залепить себе пощечину, но пальцы соскользнули и удар пришелся по носу. Было больно и обидно, но звук не исчез.
Игорь глубоко вздохнул, собираясь с силами. Сегодня должно быть легче, ведь он уже знает, что он там увидит, он знает, откуда звук. Ведь должно быть легче, верно?
Тусклая лампочка цедила слабый свет на пустую станину и костлявые, бледно-желтые руки с узловатыми пальцами.
Тошнота свернулась в желудке жирным червем.
Может, нужно быть вежливым?
– Здравствуйте, Марта, — Игорь содрал с языка это приветствие и шагнул ближе.
Машинка затихла.
– А, здравствуй, сынок, — старуха повернулась к нему, улыбнулась ужасающе по-матерински. Оглядела придирчиво с головы до ног, кивнула чему-то и вернулась к своему занятию.
Снова застрочила в пустоте игла.
– А что вы шьете, Марта?
Марта вздохнула глубоко, покачала головой.
– Мой сыночек скоро должен вернуться, так давно я его не видела, так давно! Вот, одежку ему мастерю новую, его-то поистрепалась уже, прохудилась совсем. Новая нужна. Новая будет.
И резануло вдруг болью по коже, зудящей, движущейся, не прекращающейся.
Игорь глянул вниз, на свое тело и оцепенел: тонкие линии вскрывались, набухали кровью, превращаясь в длинные сплошные порезы, их края расходились, шире и шире. Кожа отслаивалась, отставала от мышц, повисая ровно отмеренными лоскутами. Точно по схеме, по синевато-красной разметке.
Он закричал.
Закричал, завозил руками по телу, придерживая отваливающиеся куски кожи, словно пытаясь приладить их на место, вымазываясь в собственной крови, попадая по оголенным тканям. Окровавленные лоскуты, мокрые и скользкие, вываливались из его рук, словно живые рыбы.
Он закрутился на месте, оскальзываясь, ничего не соображая и не переставая кричать.
Марта улыбалась и мычала себе под нос какую-то мелодийку.
Шуршало колесо, стучала педаль. Игла сшивала вместе пропитанные кровью куски кожи.
Я долго не могла поверить в то, что произошло с Игорем.
Еще дольше не могла это осознать.
Как так вышло, что с человеком, которого ты знал всю свою жизнь, вдруг случается такое?
На этот вопрос у меня до сих пор нет ответа.
На следующий день после того, как я в последний раз видела Игоря живым, мне позвонила его соседка и сказала, что его увезли в больницу.
На мой вопрос в какую именно, она хмыкнула и сказала «Да в дурку его увезли!»
Игорю поставили диагноз «острый галлюцинаторный психоз».
Через два дня он умер, от чего, мне не сказали.
Но на похоронах и я и Сашка заметили странные линии на его коже, почти неразличимые под слоем грима, уходящие под воротник белой рубашки.
Через несколько дней после похорон мы приехали к Игорю в квартиру, думали выбросить-таки эту чертову машинку, из-за которой наш друг сошел с ума.
Ее не было в квартире.
И только потом, намного позже, я вспомнила, что видела в тот день около дома, молодого человека, как две капли воды похожего на Игоря, только волосы чуть темнее были. Он толкал перед собой тележку, с каким-то тяжелым крупным ящиком, накрытым черной полиэтиленовой пленкой и насвистывал смутно знакомую мелодию, похожую на старую немецкую колыбельную.
А из-под пленки торчал знакомый мне резной металлический уголок, стилизованный под когтистую лапу. Игорь еще полировал эти уголки губкой с зубной пастой.
Тот человек, так похожий на Игоря, увез эту дьявольскую машинку.
Только вот Сашка, почему-то, его не заметил, хотя он прошел буквально в метре от нас.
Интересно, почему я забыла об этом?
И почему Сашка не видел того человека?
Т. - Весь вечер на размышления.
Я - Да, я знаю. Лучше бы у меня вообще не было времени на размышления, а то я не о том думаю)
Т - Ну так вставай и иди готовь, не думая.)
Я - Может,дашь мне какое-нибудь интересное задание?)
Т - Связанное с готовкой?
Я - Нееет, с мыслительным процессом)
Т - Напиши рассказ ужасов на 4-5 страниц 14-м таймсом.
Действие происходит в крупном городе.
Сюжет - герой, любящий собирать всякие старинные ненужные вещи, которые люди выкидывают
однажды притащил с помойки электрическую швейную машинку, производства 80-х, практически новую, в футляре (с комплектом запасных игл и даже инструкцией).
Челлендж аксептед!
Вот, что в итоге получилось.
Кровью шитое.
Позвольте рассказать вам историю, которая случилась с одним моим другом.
Верить в нее или нет — ваше дело.
Я знаю эту историю из первых рук, она развивалась и разворачивалась на моих глазах. И я была свидетелем тех страшных последствий, которые повлекло за собой невинное, казалось бы, увлечение.
Друг мой был славным парнем, тихим, ответственным, надежным. Умница не мужик!
Ну, не без придурей, конечно, но и придури эти были какими-то тихими и добрыми. И постоянными. А значит, изученными и безопасными.
Так мне казалось.
Было у него такое пристрастие, даже не казавшееся никому особо странным: очень он любил притащить домой какой-нибудь древний, никому не нужный, но обязательно, совершенно необходимый и очаровательный хлам. Это могли быть битые виниловые пластинки с записями исполнителей, которых никто никогда не слышал. Или совдеповские часы с безголовой кукушкой и отвалившимися стрелками. Однажды он приволок домой мраморную каминную полку, хотя камина в его хрущевке не было и в помине. А полка выглядела так, словно ее не с камина сняли, а из склепа выломали.
Из-за этого увлечения у него всегда были проблемы с девушками, им этот хлам в какой-то момент вполне естественно надоедал, а Игорь ни под каким предлогом не хотел с ним расставаться.
Девушки уходили, обзывая разными нехорошими словами, на их место приходили новые, одна за другой — заканчивалось все всегда одинаково, но друг все равно притаскивал что-то до ужаса раритетное с завидной регулярностью.
Мы относились к этому спокойно, даже иногда помогали ему, если он находил что-то крупногабаритное.
Так было и в тот раз.
читать дальшеИгорь позвонил Сашке, общему другу, третьему в нашей компании, сказал, что нашел на какой-то свалке старую швейную машинку, антиквариат, наборное дерево, немецкое производство и вообще мечта! Попросил помочь доволочь до дома.
Сашка, добрая душа, привыкший к подобным просьбам и владеющий вместительной машиной, конечно согласился.
Сразу после Игорь позвонил мне и тоже попросил приехать, как он выразился «для контроля и украсительства нашего угрюмого мужского общества».
У меня тогда был выходной, ну я и поехала. Да и разве можно отказать другу?
Машинка действительно оказалась дивным дивом, и можно было бы неплохо заработать, продав ее в антикварный салон или какому-нибудь сумасшедшему коллекционеру. Но Игорь вцепился в нее руками, ногами и зубами, и было понятно, что о продаже лучше даже не заговаривать.
Одно было странно: инструкция, невесть каким образом оказавшаяся во внутреннем ящичке вместе с набором игл, ниток, шпулек и прочей швейной дребедени, была на немецком языке, отпечатанная на рассыпающейся от старости бумаге, а на наш запрос по поводу фирмы-изготовителя великий Интернет ответил полнейшим ничем. Ни одного результата, глушь, ноль.
Тогда мы только порадовались, мол, такой раритет нашли, что даже Гугл не в курсе!
Радовались мы зря.
Весь вечер счастливый, но странно притихший Игорь едва ли не обнимался со своей новой находкой, мы с Сашкой поподшучивали над ним, посмеялись, да к полуночи разъехались по домам.
А наутро Игорь позвонил мне, нервный, с севшим голосом и сказал, что ему приснился кошмар.
Кошмары ему снились крайне редко и никогда не пугали его по-настоящему.
Он проснулся среди ночи, в расцвет августовской чернильной темноты, от странного звука, который он никак не мог определить. Он чем-то напоминал стук колес поезда, но одиночный, мягче и медленнее. Он мог бы быть успокаивающим и Игорь наверняка заснул бы снова, если бы не осознал, с нарастающим суеверным ужасом, что источник звука находится в его квартире, в соседней комнате. Там, где он поставил швейную машинку.
Сразу стало ясно, что это за звук: стук педали, глухой шорох прокручиваемого колеса и стрекот иглы, прошивающей зажатую резной лапкой ткань.
Игорь поднялся с кровати, промахнувшись ногами мимо тапок, и на ощупь двинулся в соседнюю комнату. Толкнул дверь, мазнул ладонью по выключателю.
Свет мигнул, ослепив на секунду, и погас. Через какое-то время, привыкшие к темноте глаза, выцепили на фоне подсвеченного тусклыми уличными фонарями окна скрюченную фигуру, согнувшуюся над швейной машинкой.
Игоря затошнило.
Он хотел было возмутиться, схватиться за телефон, швырнуть чем-нибудь в незваного гостя, неизвестно как проникшего в его квартиру, но голос вдруг пропал, руки обвисли вдоль тела, безвольные и тяжелые.
- Тебе чего, сынок? - послышался глухой старушечий голос, загорелась скупая лампочка под темным брюхом машинки. Фигура зашевелилась, поворачивая к Игорю седую маленькую голову. Теперь он ее видел: белесые, выцветшие глаза, запавшие в тенях на морщинистом, жестком лице, пергаментно-сухая, желтоватая кожа, казалось, дотронься — и зашуршит, как смятый бумажный пакет, иссохшиеся, бескровные губы, тонкие, словно и нет их, просто кривая прорезь вместо рта.
– Кто вы? - запинаясь, выталкивая из слипшегося горла слова, спросил Игорь.
– Я-то? Я Марта, - ответила с усмешкой старуха.
– Но что вы здесь делаете?
– Как что, шью. Разве не видишь? - ее рот растянулся в жуткой улыбке, обнажив неправдоподобно белые и крупные зубы.
Снова зашуршало колесо, заскакала ледяным прозрачным розблеском игла, щелкнула резная лапка. Игорь перетащил медленный взгляд на станину: игла прошивала пустоту.
– Ага, вижу, - бесшовным голосом отозвался Игорь, развернулся марионеточно и поплелся обратно в спальню.
Сел на кровать, прилипая взглядом к дверной ручке. Ущипнул себя за руку, моргнул, тряхнул головой, снова моргнул, потер глаза. Стук швейной машинки затихал, словно отдаляясь, затихал, гас, исчезал в густой мазутной темноте августовской ночи.
А наутро он позвонил мне и сказал, что ему приснился кошмар.
Я приехала к нему под вечер.
Человек, открывший мне дверь, лишь смутно напоминал моего друга, знакомого мне с самого детства. Серое, с какой-то даже прозеленью, лицо, лихорадочно блестящие глаза, тени под ними, как у енота.
Ссутулившийся, будто сжавшийся, Игорь казался постаревшим лет на десять и пугал до оторопи.
Трясущимися руками, треская посуду, кое-как налил мне кофе и рухнул на кухонный табурет, словно ему колени перебили.
И заговорил. Говорил он долго, путаясь в словах, спотыкаясь на них, закуривал одну сигарету за другой. А я слушала и не узнавала даже его голос.
Он рассказал мне свой сон, как он напугал его, как он теперь боится подходить к этой чертовой швейной машинке, что хочет скорее избавиться от нее, и не надо продавать, просто выбросить, лишь бы побыстрее.
Я пыталась успокоить его, мол, ну всем кошмары снятся иногда, это неприятно, но совершенно нормально. Накапала ему в чашку валерьянки, посоветовала купить что-нибудь успокоительное и поменьше смотреть фильмы ужасов.
Через какое-то время он вроде расслабился, разжался, отпустил скрученные судорогой мышцы, повеселел даже. Но от идеи избавиться от вчерашней находки все же не отказался.
Я пообещала ему, что мы с Сашкой приедем завтра же и торжественно ее выкинем и уехала домой с ворочающимся под левым легким предчувствием чего-то дурного.
Он налил полстакана коньяка, выпил в два глотка, обжегши горло и не почувствовав вкуса.
Лампочка в ванной светила слишком ярко, рикошетила от кафеля в глаза, и ему казалось, что он стоит в прозекторской.
Игорь снял футболку, неловко вывернув плечо, и посмотрел в зеркало.
По коже, начиная от ключиц, вниз шли ровные тонкие линии, прямые и дуги, словно кто-то ручкой прочертил, а по бокам от этих линий — ряды частых, синевато-красных точек, какие остаются после уколов.
Он уже видел такое — его бабушка увлекалась шитьем. Он уже такое видел - схема выкройки.
Он снова проснулся среди ночи от того же звука. Помотал головой по подушке, попытался залепить себе пощечину, но пальцы соскользнули и удар пришелся по носу. Было больно и обидно, но звук не исчез.
Игорь глубоко вздохнул, собираясь с силами. Сегодня должно быть легче, ведь он уже знает, что он там увидит, он знает, откуда звук. Ведь должно быть легче, верно?
Тусклая лампочка цедила слабый свет на пустую станину и костлявые, бледно-желтые руки с узловатыми пальцами.
Тошнота свернулась в желудке жирным червем.
Может, нужно быть вежливым?
– Здравствуйте, Марта, — Игорь содрал с языка это приветствие и шагнул ближе.
Машинка затихла.
– А, здравствуй, сынок, — старуха повернулась к нему, улыбнулась ужасающе по-матерински. Оглядела придирчиво с головы до ног, кивнула чему-то и вернулась к своему занятию.
Снова застрочила в пустоте игла.
– А что вы шьете, Марта?
Марта вздохнула глубоко, покачала головой.
– Мой сыночек скоро должен вернуться, так давно я его не видела, так давно! Вот, одежку ему мастерю новую, его-то поистрепалась уже, прохудилась совсем. Новая нужна. Новая будет.
И резануло вдруг болью по коже, зудящей, движущейся, не прекращающейся.
Игорь глянул вниз, на свое тело и оцепенел: тонкие линии вскрывались, набухали кровью, превращаясь в длинные сплошные порезы, их края расходились, шире и шире. Кожа отслаивалась, отставала от мышц, повисая ровно отмеренными лоскутами. Точно по схеме, по синевато-красной разметке.
Он закричал.
Закричал, завозил руками по телу, придерживая отваливающиеся куски кожи, словно пытаясь приладить их на место, вымазываясь в собственной крови, попадая по оголенным тканям. Окровавленные лоскуты, мокрые и скользкие, вываливались из его рук, словно живые рыбы.
Он закрутился на месте, оскальзываясь, ничего не соображая и не переставая кричать.
Марта улыбалась и мычала себе под нос какую-то мелодийку.
Шуршало колесо, стучала педаль. Игла сшивала вместе пропитанные кровью куски кожи.
Я долго не могла поверить в то, что произошло с Игорем.
Еще дольше не могла это осознать.
Как так вышло, что с человеком, которого ты знал всю свою жизнь, вдруг случается такое?
На этот вопрос у меня до сих пор нет ответа.
На следующий день после того, как я в последний раз видела Игоря живым, мне позвонила его соседка и сказала, что его увезли в больницу.
На мой вопрос в какую именно, она хмыкнула и сказала «Да в дурку его увезли!»
Игорю поставили диагноз «острый галлюцинаторный психоз».
Через два дня он умер, от чего, мне не сказали.
Но на похоронах и я и Сашка заметили странные линии на его коже, почти неразличимые под слоем грима, уходящие под воротник белой рубашки.
Через несколько дней после похорон мы приехали к Игорю в квартиру, думали выбросить-таки эту чертову машинку, из-за которой наш друг сошел с ума.
Ее не было в квартире.
И только потом, намного позже, я вспомнила, что видела в тот день около дома, молодого человека, как две капли воды похожего на Игоря, только волосы чуть темнее были. Он толкал перед собой тележку, с каким-то тяжелым крупным ящиком, накрытым черной полиэтиленовой пленкой и насвистывал смутно знакомую мелодию, похожую на старую немецкую колыбельную.
А из-под пленки торчал знакомый мне резной металлический уголок, стилизованный под когтистую лапу. Игорь еще полировал эти уголки губкой с зубной пастой.
Тот человек, так похожий на Игоря, увез эту дьявольскую машинку.
Только вот Сашка, почему-то, его не заметил, хотя он прошел буквально в метре от нас.
Интересно, почему я забыла об этом?
И почему Сашка не видел того человека?
-
-
19.05.2014 в 10:24