Убей,да не убитым будешь.
Блядь.
Плохой день. очень.плохой.сука.день.
Точнее, ночь.
Сижу себе на кухне, попиваю чаечек и никого не трогаю.(примус починяю).
И тут — нате вам первомай! - звонок в дверь.
Я ненавижу, я честно и искренне ненавижу, когда он возвращается. Особенно вот так: без предупреждения, без звонка, без «а ты вообще дома?» — как всегда,в общем.
Но главное, что меня бесит: мы договорились ведь, что больше никогда не встретимся. Едва ли не пакт заверили у нотариуса.
Наши встречи всегда плохо заканчиваются. Особенно вот такие: те, которых не должно быть. — все. Обычно (всегда) кто-нибудь умирает. Хорошо, если не я. Замечательно, если он.
Но кто-нибудь обязательно должен умереть. Даже если это девочка-пианистка из соседней квартиры.
И поэтому мы договорились больше не встречаться. Никогда.совсем.вообще. Знаете, что такое ноль? - вот это должно было быть числом наших встреч.
А вот хрен же мне!
Закатай губенку, девочка, мы сразу в дверь ломимся, телефонные звонки — это для лузеров, и похрену, что сейчас — середина ночи.
И знаете, что самое смешное, тупое и странное?
Я ведь открываю ему дверь.
Я ненавижу, я честно и искренне ненавижу этот момент, когда клацает и разжимает железную челюсть замок и я распахиваю дверь. Мне кажется, что я каждый раз надеюсь заехать ему по морде этим своим широким королевским жестом. Но как-то все не получается.
Я всегда открываю ему дверь.
Мне сейчас больше всего хочется проломить ему череп, с криком "Ай-йолей-илей-илей-хи-йая!", разнести ему башку одним ударом, к хренам собачьим. И рука моя уже тянется даже к бейсбольной бите, так соблазнительно стоящей у двери в подставке для зонтов — совсем рядом. Замах, свист, удар, влажный чавкающий хруст и все.
совсем.
бля, убираться потом так долго...
Но я пропускаю его в квартиру.
Улыбаясь, молча, мягко отступая в сторону. Как всегда.
Совершенно непонятно, какого ж,собственно,бляда мы до сих пор играем в эту глупую игру. Иногда мне запоздало кажется, что мы оба ни разу не в курсе правил, иногда кажется, что правил нет вообще. Но мы почему-то все еще играем. Даже самозабвенно.
Он говорит, что ему завтра на работу, и ему нужна чистая футболка. Лезет в мой шкаф, находит, с честным и искренним удивлением — тут только одна? Переодевается, поворачивается ко мне, взглядом — мол, нормально?
Нет, — говорю — нужна черная.
Сама залезаю в шкаф, Нарния, мать ее, нахожу черную футболку, попутно задаваясь вопросом, а что это нафиг за футболка? Ее тут не было.
Мы ведем какой-то абсолютно бредовый, сюровый диалог, напоминающий мне картины старика Сальвадора.
Он говорит, разглядывая меня и паскудно ухмыляясь — поперек моего горла, от левой ключицы вправо и немного вверх — не совсем еще затянувшийся шрам, оставшийся с нашей прошлой встречи. Которой тоже не должно было быть. Никогда. Вообще.
Я чувствую себя Эбигейл Хоббс из незабвенного Ганнибала. Тупой овечий взгляд и шрам на горле. Доктор Лектер, ау, где Вы?
Нет-нет, самое забавное, что из нас двоих (двоих в этой комнате) доктор Лектер это, скорее, я.
Я думаю эту мыслю, пережевываю ее, пока мою ему яблоко. Красное, как для сучей Белоснежки. Я облизываю эту мысль с собственных улыбающихся губ, пока вытираю его полотенцем — до блеска, до зеркально-глянцевой гладкости, и думаю, что хочу вколотить это яблоко ему в глотку.
Я честно и искренне ненавижу все это немыслимое дерьмо.
Он, впрочем, тоже. И я по его глазам вижу, куда и как, и насколько глубоко ему хочется загнать в меня нож, который я держу в руках. Ах, взаимность это так прекрасно!
Я честно и искренне ненавижу его присутствие в моем доме, моем городе, моем мире и далее по списку. На моей территории. Одна из причин, по которой мне хочется убить его каждый раз (которого не должно быть) каким-нибудь особо жестоким способом. Впрочем, других не держим-с.
Я знаю, он чувствует ровно то же, когда я заявляюсь к нему. Это бывает намного реже, я не люблю эти идиотские новые жилые комплексы — пошло блестящий фантик, а внутри...он, кроме всего прочего.
Я прихожу к нему крайне редко. И хотя бы предупреждаю. Каждый раз. (которого не должно быть.никогда.вообще.)
Я честно и искренне жду того момента, когда он уже-черт-тебя-дери-наконец-то уходит.
Я все так же молчу и улыбаюсь, провожаю его до двери, бесшумно переступая босыми ногами по его следам. На самом деле, никаких следов, разумеется, нет.
Пока...
Я все так же молчу и улыбаюсь, открывая ему дверь, теперь — на выход.
Я честно и искренне ненавижу его присутствие в моем доме.
Я улыбаюсь, когда он выходит (да неужели,свершилось!) за порог и оборачивается ко мне, опираясь рукой на дверной косяк.
Я улыбаюсь.
Я честно и искренне сшибаю ему половину башки выстрелом из дробовика. Верхняя часть его хренова черепа брызгает масляно-густым фейерверком на грязный лестничный пол и соседскую дверь. Все же иногда у меня получается выносить мозги. Пусть даже и с помощью крупного калибра.
Он улыбается мне окровавленными губами, такими нелепыми сейчас на том, что осталось от его лица.
Я честно и искренне ненавижу, когда он возвращается.
Мы договорились больше никогда не встречаться, но он почему-то упорно, падла, приваливает снова. Счастье, тоже мне. Кар-кар.
Мы договорились больше никогда не встречаться, потому что каждый раз заканчивается примерно одинаково. Кто-то обязательно должен умереть. Хорошо, если не я.
Замечательно — если он.
Сегодня было именно замечательно.
-
-
30.06.2014 в 03:56Хорошо, что замечательно.
А вообще жуть, как мрачно и грустно, и здорово.
-
-
30.06.2014 в 05:15Я великий фальсификатор реальности)